Не было и следов на твердой, как железо, окалине. Придется искать наугад, руководствуясь одной интуицией. Он спрыгнул на землю, благодаря низкой гравитации почти не ощутив толчка. Схватил дубинку, висевшую слева на поясе, и пошел к остроконечной скале впереди.

Он ничего не нашел.

Хуже всего, пожалуй, было бесконечное одиночество, которое давило на него. Он находился слишком близко к Извне. Он остался единственным живым существом в месте, которое никогда не предназначалось для людей. Унылый пейзаж астероида словно загонял ножи в мозг, обдавая жгучим холодом. Когда он поднимал взгляд, легче не становилось. Окруженное короной солнце было бесконечно далеко. В небе горели звезды, отстраненные, не мерцающие, как на Земле, а горящие с холодной решимостью, бледной яростью, не знающей конца и края. На свету жар пробирал сквозь скафандр; в тени Арнсен дрожал от холода.

Он продолжал идти, кипя от ненависти, в поисках неведомой твари, забравшей Дуга.

Юноша был поэтом, мечтателем, глупцом, легкой жертвой для обитающей на астероиде жути.

Выбившись из сил, он повернул назад. Запас воздуха подходил к концу, а ни Дуга, ни Гастингса нигде не было видно. Он пошел к кораблю…

Корабль оказался дальше, чем он думал. Наконец он увидел его под гигантским сталагмитом, который тянулся к палящему солнцу, и зашагал быстрее. Почему он не сообразил захватить запасные баллоны с кислородом?

Замок не поддавался неуклюжим пальцам в перчатках; он отчаянно дергал его. Наконец гигантская створка распахнулась. Он вошел в шлюз и поднял лицевой щиток, жадно глотая относительно свежий воздух. Баллоны с кислородом лежали на стойке поблизости; он закинул несколько на спину и защелкнул фиксаторы. Проглотил еще пару таблеток кофеина.

Что-то подсказало ему: надо обернуться и посмотреть в иллюминатор. В четверти мили по неровной земле брел человек в скафандре…

Сердце Арнсена подскочило к горлу. Одним молниеносным движением он опустил щиток и бросился к шлюзу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он оказался снаружи и огромными скачками помчался к человеку, который рухнул без сил: неподвижная тень на залитом солнцем участке. Дуг? Гастингс?

Это был О’Брайен; его юное лицо посерело от усталости и потемнело от недостатка кислорода. На мгновение Арнсен подумал, что мальчишка мертв. Он просунул руку под спину О’Брайена, поднимая его, другой рукой нащупал дополнительный воздушный шланг и сунул в клапан под подбородком, отбросив в сторону бесполезную трубку. Кислород потек в скафандр юноши.

Его ноздри расширились, вбирая драгоценный воздух. Арнсен наблюдал, оскалив зубы в безрадостной улыбке. Отлично! Щеки О’Брайена залились здоровым румянцем под густым загаром. Он открыл глаза и посмотрел в глаза Арнсену.

— Не смог ее найти, — прошептал он. Его голос, прошедший через аудиофон, был гулким. — Дейрдре… я не смог ее найти, Стив.

— Дуг, что случилось? — спросил Арнсен.

О’Брайен глубоко вдохнул и покачал головой:

— Я проснулся… что-то меня предупредило. Вот это. — Он разжал руку в перчатке и показал молочный кристалл. — Он знал… она… близко. Я чувствовал это. Я встал, подошел к иллюминатору и увидел… огни. Гастингс был снаружи. Наверное, она позвала его. Он бежал за огнями… Мне хватило ума надеть скафандр. Затем я отправился следом. Но я не поспевал за Гастингсом. Я бежал за ним, пока не потерял из виду. Много миль… часов. Затем я увидел, что кислород на исходе. Я попытался вернуться на корабль…

Он с трудом улыбнулся.

— Стив, почему она позвала Гастингса? Почему не меня?

Арнсена сковало холодом.

— Мы улетаем с этого астероида. Немедленно.

— И бросим Гастингса?

— Мы… я сам его поищу. Здесь есть жизнь, злокозненная жизнь. Чертовски опасная.

— В ней нет зла. Нет. Она выше зла, выше добра. Я никуда не полечу, Стив.

— Полетишь, даже если мне придется тебя связать.

Рука О’Брайена в перчатке стиснула молочный кристалл.

— Дейрдре! — произнес он.

В пустоте над ними загорелось сияние.

Другого предупреждения не было. Арнсен запрокинул голову и увидел… нечто невозможное.

«Дейрдре», — подумал он. А потом на ум невольно пришло другое имя.

«Цирцея!»

Цирцея из Колхиды, богиня острова Ээя — Цирцея, дочь Дня, превращавшая мужчин в свиней! Цирцея — больше чем человек!

Потому что над ними парила не человеческая фигура. Казалось, то была девушка, нагая, возлежавшая в пустоте. Ее летящие волосы были цвета лучей закатного солнца. Линии тела исполнены чистой красоты, руки и ноги — стройные и изящные. Глаз не было видно; их прикрывали длинные ресницы.

Лицо, нежное, отстраненное и чуждое, обладало… не вполне человеческой красотой.

Облачением ей служили радужные кристаллы.

Большие и маленькие драгоценные камни с множеством граней кружились и мерцали на фоне черного неба и белого тела Цирцеи. Желтые, как луна, золотистые, как янтарь, голубые, как море близ Капри, зеленые, как поросшие соснами земные холмы… яростно-алые и изумрудные, искрившиеся, как чешуя дракона!

В глубине души Арнсен понимал, что ни одно живое существо не может находиться без защиты на ледяной безвоздушной поверхности астероида. И в то же время он знал, что девушку окружают воздух и тепло.

Кристаллы защищали ее. Он почему-то знал это.

О’Брайен извернулся в его руках. Он увидел девушку и попытался вырваться. Арнсен стиснул его.

Юноша врезал ему по шлему, и тот задребезжал. Бронированная перчатка угодила по металлической пластине. Оглушенный Арнсен упал на спину, цепляясь за О’Брайена. Его пальцы скользнули по руке друга; он почувствовал, как что-то упало ему в ладонь, и стиснул это.

Затем О’Брайен освободился, сдернул баллон с кислородом со спины Арнсена, развернулся и шагнул к девушке. Та уже отдалилась…

Арнсен встал, пошатываясь. Голова отчаянно пульсировала. Он слишком поздно понял, что во время потасовки сломался его воздушный клапан. Он нащупал его неуклюжими пальцами… и упал.

Шлем гулко стукнулся о твердую окалину. И наступила темнота…

4. Бессмертная Цирцея

Когда он очнулся, было темно. Кислород снова поступал в скафандр: он сумел открыть клапан перед падением. Высоко в небе далекое солнце, окруженное короной, пылало на фоне звездного неба. Корабль лежал под скалой.

Но О’Брайена нигде не было видно.

После этого Арнсена охватило что-то вроде безумия. Бесконечная пустота космоса обрушилась на него, вызвав удушливый страх. Дуг пропал, как и Гастингс. Где они?

Он искал день за днем. Он исхудал и осунулся, так как накачивался стимуляторами, чтобы выжать из организма все возможное. Час за часом он обыскивал крошечный мир, щурясь на солнце, вглядываясь в черные тени, выкрикивая имя О’Брайена, давая горькие, жгучие клятвы, которые казались совершенно бесплодными. Время тянулось бесконечно. Он пробыл здесь вечность. Казалось, он всегда